Азаренки 1930-х: как сложилась их судьба
В советской Беларуси, как и в нацистской Германии, пропаганда была одной из отраслей промышленности. На нее работали журналы, газеты и радиостанции. Были в этой отрасли в Беларуси и свои ударники. Это Лукаш Бенде, Алесь Кучер, Яков Бронштейн, Янка Лимановский, Фабиан Акинчиц и Владислав Козловский. Их истории собрал Никита Довнар.
Сходства между пропагандой лукашенковского режима и пропагандой советских и нацистских лет поразительны.
Культ личности и вождя. Все три системы активно создавали и поддерживали непогрешимый образ своего лидера. Для советской пропаганды это был Сталин, для нацистской — Гитлер, а для лукашенковской — Александр Лукашенко. Лидеры представлялись как единственные спасители нации, мудрые и непогрешимые руководители, без которых государство не может существовать. Этот культ личности пронизывает все сферы жизни.
Образ «врага» и разделение на «своих» и «чужих». Незаменимым элементом пропаганды во всех этих системах было и является создание образа внутреннего и внешнего «врага». Для нацистов это были евреи, коммунисты и другие «неполноценные» группы; для Советов — «враги народа», «троцкисты», «империалисты»; для лукашенковского режима — «змагары», «западные агенты», «оппозиционеры». Это разделение позволяет консолидировать общество вокруг «своего» лидера и оправдывать репрессии против «чужих».
Монополия на информацию и цензура. Все три режима стремились к полному контролю над информацией. СМИ превращались в инструменты пропаганды, транслирующие единую «правильную» версию событий. Любое инакомыслие жёстко подавлялось, а независимые источники информации блокировались. Цель — не допустить критического мышления и обеспечить абсолютную лояльность населения.
Апелляция к «традиционным ценностям» и «особому пути». И советская, и нацистская, и лукашенковская пропаганда активно эксплуатируют идеи об «особом пути» своей страны, её уникальной и исторической миссии, а также о защите «традиционных ценностей» от якобы развращающего внешнего влияния. Это позволяет создать чувство национальной исключительности и оправдать изоляцию от внешнего мира.
Эмоциональное воздействие вместо рациональных аргументов. Пропаганда этих режимов всегда делала ставку на эмоции — страх, ненависть, гордость, патриотизм. Вместо фактов и рациональных доводов использовались лозунги, символы, мифы и гиперболизация. Цель — не убедить, а мобилизовать, создать ощущение единства и безусловной поддержки режима.
Самыми громкими пропагандистами были не очень образованные, часто даже примитивные люди. При этом азаренки и муковозчики 1930-х, как и их сегодняшнее поколение, не были безобидными полемистами. Многие герои их критических статей попадали в тюрьмы и расстрельные списки.
«Бендевская Дубина» и « Азаренкова кувалда»
Лукаш Бенде (слева) с женой и писателем Изи Хариком во время отдыха в Сочи. Фото из журнала ARCHE
Центральной фигурой пропаганды довоенной советской Беларуси был Лукаш Бенде, сын крестьян из Полесья, из Яновского района.
Бенде по напористости напоминал Григория Азаренка, но при этом имел интеллектуальную претензию, присущую Андрею Муковозчику. И при этом был, наверное, внештатным сотрудником НКВД — по крайней мере, в войну на фронт его не забрали, он провел ее в части НКВД в Ленинграде.
Одно время Бенде жил в Минске в доме для сотрудников НКВД на улице Советской. По городу он ходил с пистолетом, что увековечил в одном из своих сатирических стихотворений Кондрат Крапива. Лукаш Бенде, как и сейчас Азаренок, мог позволить себе все. Он мог достать его из кобуры и махать перед носом тех, кто ему не нравился.
Так как сейчас аресту часто предшествует клеветническая колонка Муковозчика, бесноватое телевыступление Азаренка, выпрыск яда Гладкой или экзальтированный пост Бондаревой, так и тогда прессингу или аресту часто предшествовала погромная статья Лукаша Бенде.
Андрей Муковозчик и Мария Петрашко на официальном приеме, 2023 год
Потребность в Бенде возникла в 1929 году, когда власти решили свернуть белорусизацию и развернуть коллективизацию. Так 26-летний Бенде стал главным литературным критиком БССР. Тогда значение литературы, напомним, было намного большим, чем сейчас.
Хотя, слово «критик» — это громко сказано. Как и Муковозчик, объявленный «золотым пером», или Азаренок — никакие не журналисты, а Бондарева, которая до сорока лет нигде не училась и постоянно не работала — нулевой филолог, так и Бенде банально работал на заказ сверху.
Выдающийся белорусский историк Ростислав Платонов в 1990-е изучил документы из архивов Компартии Беларуси и описал этот механизм. Оценки формировались наверху, преимущественно в Москве, и доводились до исполнителей, а Бенде просто транслировал их.
Мишенями для Бенде были определены «нацдемы». В «национал-демократы» тогда записывали белорусов как некоммунистических взглядов, так и коммунистов — главным критерием было открытое или сокровенное желание, чтобы Беларусь когда-то все же стала независимой.
Если Лукашенко сейчас периодически обзывает своих политических противников «нацменами», так это в его памяти всплывает то слово «нацдем», только он как недоучка путает, так как «нацмены» — это сокращение от «национальные меньшинства».
Когда Бенде объявил «идеологом буржуазного национал-возрожденизма» Купалу, поэта вскоре обвинили в управлении вымышленным «Союзом освобождения Беларуси».
В 1930-м мать и сестру Янки Купалы раскулачили.
20 ноября этого же года, после допроса в ГПУ, Янка Купала предпринял попытку самоубийства, распоров себе живот. К счастью, его спас доктор Стефан Луцкевич, брат Ивана и Антона Луцкевичей.
Но даже когда Купала, парализованный репрессиями, начал строчить стихи типа:
Я калгасніца маладая,
Жыву весела, ані дбаю.
— тот самый Бенде обвинял его в писании для отцепки.
Бенде писал в своих текстах, что в Купаловых стихах больше нет огонька:
«Стихи, в которых Купала воспевает советскую действительность, в минорных тонах, совсем другого ритма и размера. В этих стихах не чувствуется такой возбужденности, чувствительности, размаха, сочности образа, как в стихах враждебного содержания».
«Надо нашим писателям, особенно начинающим, решительно отказаться от мысли, что стихи про «луну», про «весну» и другие узко личные переживания имеют какую-либо ценность», — угрожал Бенде.
Поэты из сообщества «Узвышша», многие из них пострадали от текстов Бенде. Фото Wikimedia Commons
Это так живо напоминает высказывания Муковозчика на страницах газеты «Літаратуры і мастацтва». Тот упрекает сегодняшних деятелей культуры, что те недостаточно преданно служат режиму. Он требует от интеллигенции «поддержки необходимых репрессий».
«Да — да, «репрессий» — ведь именно так некоторые называют очищение общества от подплинтусных чеканцев и затаенных змагаров. А также когда справедливое наказание настигает тех, кто летом 20-го «гуляла-гуляю-ибудугулять», а потом такие пытались решить вопросы или просто понадеялись на «всех не найдут». Всех найдем – и в этом «мы» творческая интеллигенция, полагаю, должна стоять если и не в первых, то в рядах. Или нет, коллеги?»
Таким же «очищением» занимался и Бенде. Например, Якуба Коласа он обвинял в национализме.
«В своем «Водгуллі», воспевая «Родныя малюнкі», Якуб Колас победу рабочего класса и установление пролетарской диктатуры в Беларуси воспринимает как смену одного угнетателя другим», — писал критик.
Якубу Коласу также пришлось публично «каяться», чтобы спасти себя. Но об этом немножко позже.
Если нынешним пропагандистам не дают покоя события 2020 года, для Бенде и НКВД мегатриггером часто была Белорусская Народная Республика. Даже через 15 лет после разгрома БНР он писал о «проститутках»и «дряни», которая хотела продать Беларусь Западу. Меняй имена, и этот текст не отличишь от выпадов Азаренка.
«Такую фашистовскую диктатуру, под протекторатом фашистовской Польши, и мечтали создать Лесики, Некрашевичи, Ластовские и прочая сволочь после свержения советской власти», — писал Бенде сразу после ареста всех трех героев статьи.
Среди белорусской интеллигинеции было тогда популярное выражение «бендовская дубина». Это был синоним «всего отрицательного и худшего», напишет позже народный писатель Беларуси, автор «Миколки-паровоза» Михась Лыньков.
В 1935 году газета «ЛіМ» издала шарж, на котором писатели идут на Парнас. А в самом конце — Бенде с дубиной.
Спустя 90 лет история повторилась даже в деталях. Азаренок в 2023-м позировал с кувалдой, подарком от Лукашенко.
Григорий Азаренок и Александр Лукашенко, скриншот видео
Кувалда тогда стала широко известной как символ наемников из ЧВК «Вагнер». Ей вагнеровцы без суда и следствия наказывали смертью провинившихся перед ними людей.
Безнаказанным считал себя и Бенде. Но его звезда светила всего десяток лет. После смены политического курса тексты Бенде стали считаться вульгарными. Критика направили на работу в Ленинград. Обвинили в троцкизме, исключили из Союза писателей.
Прытаіўся Бэндэ,
Подбэндак унік —
Марная гавэнда
І дарэмны крык.
Не шуршыць папера
Пад даклад пусты…
Пачакай, нявера,—
Аддыхнеш і ты! – иронизировал Якуб Колас.
После войны Бенде уже не разрешали печататься, зарабатывал он как преподаватель. И за отдельную плату он давал белорусским деятелям культуры переписывать с изъятых когда-то оригиналов их произведения. Такой случай был с произведением Дубовки. В его квартире в Ленинграде, как вспоминал Борис Саченко, стояли на полках неизданные книги Дубовки, Пущи, Горецкого, Жилки.
Бенде не вернулся в Беларусь. Он умер в Ленинграде, в собственной квартире на Невском проспекте, в начале 1960-х.
«Подбендок» Айзик Кучер
Айзик Кучер, 1962 год
Подбендком в своем стихотворении Якуб Колас назвал другого «Азаренка» 30-х — Айзика (Алеся) Кучера. Именно в результате его доноса в лагерь на 9 лет попал отец первого руководителя независимой Беларуси, писатель Станислав Шушкевич.
Шушкевича-старшего выслали в Россию в 1937 году, а во время процесса следователь показал ему донос авторства Кучера, который лежал в основе дела.
О том, что критик был стукачом, в Минске знали многие. Владимир Короткевич, скажем, не хотел здороваться с Кучером за руку. Даже лояльный коммунист Иван Шамякин писал в своем дневнике о Кучере: «Насчет него нас, молодых, старшие предупреждали: при нем языки не распускать».
Бенде и Кучер были творческим тандемом. Иногда они даже писали общие разгромные статьи. Вот так Кучер боролся в 1931 году с Якубом Коласом:
«Творчество Якуба Коласа наполняется либеральной, националистической, буржуазной идеологией нашенивства. В его творчестве звучат типично националистическое увлечение всем только белорусским вообще, родными песнями, родными иконами. Колас восхищен этими образами родного края в метафизическом свете, застывшими, недвижимыми, страдающими и любит их именно за то, что они родные образы», — писал Кучер.
«Подбендок» громил и поэму «Новая зямля». Под своей осуждающей статьей Кучер приводит и «объяснительную» от Коласа, в которой поэт оправдывается за свое прошлое.
«Категорически порывая с белорусским национал-демократизмом, который в условиях Западной Беларуси перерос в национал-фашизм, я безоговорочно осуждаю его … как отвратительное звено в ржавой цепи вредительства контрреволюционных организаций, недавно вскрытых в различных местах Союза ССР, шпионажа иностранных капиталистических государств и их генеральных штабов, готовящих тайком кровавую интервенцию против Союза ССР», — вынужденно писал Колас.
После ареста поэта Валерия Морякова в 1935 году Кучер написал силовикам характеристику о его творчестве.
Жизнелюбивый поэт Валерий Моряков был убит советами в 1937-м. Его племянник бизнесмен Леонид Моряков в 1990-2000-е составит многотомные справочники о репрессированных
«Моряков является наиболее ярким представителем богемско-упаднического отряда буржуазного национализма в белорусской литературе… в первую очередь Моряков — белорусский нацдем и именно отсюда у него начинается упаднический, богемский разлад с действительностью. Советская действительность ему чужда, враждебна».
Морякова расстреляют в Куропатах.
Полный ненависти ко всему белорусскому талантливому Кучер громил даже Максима Богдановича, который умер в 1917 году, до создания СССР.
«Творчество Богдановича при всей своей идеевой убогости и отрыве от конкретной действительности этим самым отрывом служило средством классовой борьбы … средством одурманивания сознания трудящихся масс. А это в свою очередь означает, что творчество Богдановича было реакционным по самой своей сути», — писал Кучер.
Айзик Кучер еще увидел воочию крах СССР и возвышение тех, на кого он доносил. Умер он в 1996 году, на 87-м году жизни.
Яков Бронштейн
Яков Бронштейн
Публично осуждал Максима Богдановича в прессе не только Кучер. Другой критик из той самой когорты, Яков Бронштейн, стихотворение о «Слуцких ткачихах» называл «националистическим произведением».
В советской Беларуси он оказался довольно случайно — как и Муковозчик. До этого Бронштейн жил в Варшаве и Орле. В Минске он быстро сделал карьеру: устроился в Институт литературы и искусства Академии наук, был секретарем парторганизации Союза писателей (Муковозчик также возглавляет одну из секций Союза).
Бронштейн, как и его «коллеги по цеху», искал среди писателей «нацдемов».
В 1937-м он и сам стал жертвой той системы, в которую верил. Летом 1937 года его обвинят в троцкизме. 26 октября Бронштейна расстреляют как и более 100 представителей белорусской интеллектуальной элиты. Вместе с теми, о ком он писал.
Лежит он где-то в Куропатах, факт расстрелов в которых нынешние бронштейны отрицают.
Янка Лимановский и «Беларусь — колония западноевропейского фашизма»
Янка Лимановский, писатель и театрал
А вот Янка Лимановский, еще один автор погромных статей 30-х, выжил, спасся, причем в неожиданном месте — в США.
А в 1930-е он был создателем Белорусской ассоциации пролетарских писателей — той самой, с которой были связаны Бенде и Кучер. Вот отрывок из его статьи в «Красной Беларуси» (1931 год).
«И когда руками пролетарской диктатуры был вырван наиболее сочный куст нацдемовского растения, то все увидели, что … корни этого растения — это кулацкие восстания, интервенция, блок с фашистской Польшей, Беларусь с восстановленным буржуазным строем, Беларусь — колония западноевропейского фашизма. Туда вели нацдемовские дорожки», — писал Лимановский.
Или вот еще один его текст, под которым подписались бы и Бондарева, и освобожденный в школе от изучения белорусского языка Муковозчик: «Можно еще вспомнить о белорусской лингвистике, которая … вместо употребления российских слов…, которые понятны всем не только в БССР, но и даже за пределами СССР, создавала либо искусственные непонятные слова, либо использовала не более понятные для белорусов слова из других языков. Не является ли это тоской по «культурному» иностранному языку? Не одного ли сорта тут явление, что и та самая тоска?»— спрашивал Лимановский.
Вот только во время немецкой оккупации Беларуси Лимановский работал в городском театре заведующим литературной частью. А потом выехал вместе с немцами и попал в США. И даже некоторое время побыл в Раде БНР.
Он умер под Чикаго в 1989 году, прожив 93 года.
Григорий Азаренок на суде над Ольгой Калацкой
Акинчиц, Козловский, и «мы переживаем эпоху канонизации капитализма»
Если Муковозчик похож на Бенде, то Григорий Азаренок по своей стилистике и идеологии, по восхищению «сильной рукой» и людьми в форме очень похож на публицистов с другого полюса — национал-социалистов.
Самыми заметными фигурами этого направления в Беларуси были Фабиан Акинчиц и Владислав Козловский.
Фабиан Акинчиц, 1907 год. Фото Wikimedia Commons
Акинчиц и Козловский так писали о Гитлере: «С точки зрения немецкой нации гитлеризм не только будет оправдан, но перейдет в историю, как сила, возродившая Германию».
А это Азаренок: «А в Беларуси правит последний Титан. Батька из той породы. Из великих. Из гениев. Из тех, кто держит историю в руках и направляет ее ход ( … ) и никогда больше Рима не будет. Будут жалкие мелкие пиццожрущие макаронные итальяшки. Но Рим не погиб. Он укрылся в Беларуси. И скоро — его наступление».
В середине 1930-х Акинчиц писал о необходимости войны, которая «исправит» ситуацию в Европе и сделает ее более справедливой.
«Но бояться военных беспорядков мы, белорусы, не должны, как не боится их тот, кому нечего терять. Война является фактически тем «регулятором», который направляет политическую жизнь народов, который разрушает стабилизированные несправедливости».
Владислав Козловский. Фото Wikimedia Commons
Азаренок также восхищается войной и публично говорит о том, что она открывает для Беларуси новые возможности. «Все покроется ядерным хрусталем», — пророчит Азаренок Европе. «Мы не особо расстроимся, когда Балтийское море разольется на все ваши воеводства. У нас зато наконец реально свои порты будут», — говорит он.
«Запад будет окукливаться, проседать, помирать, издыхать»,— слова Азаренка.
«Мы переживаем эпоху издыхания капитализма в Европе: пройдет еще одна буря с грозой, и он сам из-за себя развалится», — писал в 1935-м Фабиан Акинчиц, призывая отбирать у евреев имущество.
«Вот есть у нас нобелевка… Почему в ее квартире … Вот! На военно-патриотические клубы, силовикам надо отдать. Чего мы стесняемся, я не понимаю?» — призывает конфисковать квартиру Светланы Алексиевич Азаренок.
Акинчиц особенно разошелся во время немецкой оккупации. Это по его доносу был расстрелян ксендз Винцент Годлевский.
В конце концов 57-летнего Акинчица в марте 1943 года убил в квартире Владислава Козловского подпольщик. В ноябре того же года в редакции «Белорусской газеты» застрелят и самого Владислава Козловского. Так закончилась жизнь тех, кто сами годами призывали к уничтожению «врагов».
Акинчиц похоронен где-то на Военном, а Козловский — на Кальварийском кладбище, но никто не знает, где они там лежат, память о них стерлась.
Когда сравниваешь то время и наше, бросается в глаза, насколько мало тех, кто выслуживался и доносил. Люди жили, приспосабливались, выживали, порою шли на компромиссы. Но таких, как выше перечисленные, и тогда, и сейчас были единицы.