«Иногда из-за женщин и алкоголя концерты были под угрозой». Продюсер Евгений Калмыков — о работе с «Ляписом» и Лигалайзом
Культурная среда будет не замечать то, что собирает стадионы, а смотреть на исполнителей с несколькими десятками зрителей. Так считает Евгений Калмыков — в прошлом продюсер группы «Ляпис Трубецкой», а ныне директор российского рэпера Лигалайза. Пообщались с ним о ностальгическом прошлом группы, нынешней работе и белорусской музыке.
«Когда была пара по физкультуре, Михалок мог надеть на нее семейные трусы и майку-алкоголичку»
Мы с Михалком и Пашей Булатниковым, вторым вокалистом группы, вместе учились в минском университете культуры, это было начало 90-х. Наша специальность называлась «режиссер зрелищ и представлений» — организация различных мероприятий, праздников города.
Михалок учился на этой же кафедре, только я был на втором курсе, он — на первом. Как-то я начал интересоваться, у кого из ребят есть актерские способности, ведь мне такие люди были нужны для курсовой — нужно было взять какое-то произведение и сделать свою постановку. Мне порекомендовали Михалка, я с ним познакомился и привлек его как актера, и так мы начали работать и дружить, тогда же познакомился с Булатниковым.
Паша был красавец, все студентки института балдели от него него. Он носил кожаную косуху и ковбойские сапоги, имел длинные волосы и курил у входа в институт. А Михалок был человеком андеграунда. Помню, учителя из института спрашивали меня: «Женя, почему ты с этим придурком связался? Он же недалекий человек!» А дело в том, что Михалок играл роль придурка. Когда была пара по физкультуре, он мог надеть на нее семейные трусы и майку-алкоголичку. Или он мог прийти на занятие сразу в трех рубашках, и каждая расстегивалась на пуговицу ниже. То есть Михалок был представителем контркультуры.
Я работал в кафе «Время» в ДК Тракторного завода, оно находилось в подвальном помещении. Времена были голодные, я — студент третьего курса, и в кафе я устраивал для первых «новых белорусов» эротические шоу, концертики — создавал нэпманскую атмосферу. Пригласил туда выступить «Ляпис Трубецкой», и это точно был их первый концерт за гонорар — они получили ящик пива.
Какое место в жизни группы занимал алкоголь? Думаю, третье. Первое место — у нас всегда были какие-то творческие идеи, которые мы реализовывали, а на втором месте были женщины.
Например, мы встречались с Михалком зимой. Говорим друг другу: холодно, давай пойдем в кафе. Выпьем, но только по 50, ведь мы зашли сюда, чтобы составить сценарный план мероприятия. Потом не помнишь, в какой карман ты положил этот план, но выпили на все деньги, которые были в кармане.
Вместе с художниками из академии придумали выпивать и играть на гитаре — кстати, в этой тусовке участвовал Леша Хацкевич, после известный как Саша (из дуэта «Саша и Сирожа». — «НН»). У художников были мастерские, причем прямо в академии, и мы собирались у них, Михалок там пел свои первые песенки.
Потом все это вылилось в театр «БамБуки» с шутовскими постановками. «БамБуки» — это по аналогии с японским театром кабуки, а также как аббревиатура: Белорусская академия искусства и белорусский университет культуры. Все роли играли мужчины, основа — стихи, написанные Хацкевичем и Михалком, которые сильно упрощали весь рассказ.
Сначала показывали спектакли в кафе «Время», потом у нас появился новый клуб — «Аддис-Абеба» напротив первой лукашенковской резиденции, в кинотеатре «Пионер». Театр «Бамбуки» был там резидентом, и еженедельно, кажется, по субботам мы там давали свою очередную постановку, делали ее за неделю. Писали не просто литературную основу — поэму к каждой постановке! Еще и готовили костюмы. Но постановки были маленькие, минут по пятнадцать.
Когда у группы начались минские концерты по пару раз в месяц, я часто искал по городу Михалка, так как мобильников не было. Знал пять-шесть мест, где, скорее всего, его найду. Это все были дамы, и иногда из-за этих дам и алкоголя концерты были под угрозой.
«Когда Михалок объявил, что проект закрывается, я для себя его и закрыл»
Когда понял, что проект народный? Было два момента. Мы готовили с «Ляписом Трубецким» первый альбом, название — «Ранетое сердце», альбом выходил в Минске на VHS-кассетах. Я организовал фестиваль, где выступали различные белорусские группы – и N.R.M., и «Нейро Дюбель», и «Ляпис Трубецкой». Это было на «кораблике» — сцене у входа в Парк Горького.
Во время этого фестиваля была презентация «Ранетого сердца», подготовили то ли 500, то ли 1000 аудиокассет с ним. Когда выступление «Ляписов» закончилось, все кассеты раскупили, это было очень примечательно. А где-то через три месяца я организовал концерт во Дворце культуры профсоюзов, где также раскупили все билеты. Огромное количество людей не попало на концерт и пыталось всячески туда пролезть, люди выбивали стекла. Когда я после концерта вышел на улицу и пошел по проспекту, видел компании, которые громко пели песни «Ляписов», это тоже было знаково.
Что случилось в 2017 году? Проект был закрыт. Это было прекрасное решение Михалка, которое я поддержал, и дальше мы должны были плыть кто как хочет. Сейчас проект снова существует в определенном виде, но это уже эхо. Вопросов к Михалку нет, он на самом деле душа проекта «Ляпис Трубецкой», все песни — его. Если он хочет, чтобы проект снова так назывался, имеет на это полное моральное право.
Сейчас чувствую, что для меня все это прошло. Когда Михалок объявил, что проект закрывается, я для себя его и закрыл. Пропадает желание победить, а оно было, остается опыт и память.
Горжусь, что мы прошли полный цикл, от подвалов до стадионов, и не развалились, и что сделали так много хороших песен, многое попробовали. Это был очень интересный творческий путь, ведь мы придумывали велосипед. Задумали, что мы хотим, и дошли до цели, хотя дорога была извилистая.
Работали в минской среде, и группа была минским проектом. Те же «Саша и Сирожа» не просто так разговаривали на трасянке, это были дети тех, кто переехал в Минск из регионов Беларуси и всего постсоветского пространства, и в этом большом котле мы варились. В том сленге было что-то свое, мы этим отличались от других. Наши песни, наши шутки были напитаны Минском.
Сложно сказать, какой бы я был без проекта. Вряд ли я бы долго работал режиссером зрелищ и представлений, на госслужбе я бы не задержался. Вероятно, был бы где-то в культуре, может, работал бы режиссером. Однако «Ляпис Трубецкой» точно мне много дал. Я без музыкального образования, но до сих пор занимаюсь музыкой, поддерживаю музыкальные эксперименты и на самом деле люблю музыку.
Также я познакомился и общался с огромным количеством людей. Очень много ездил, и не только с группой. Имел деньги, и как только видел дыру в графике, сразу ехал в Иран, Азию, Африку или Северную Корею — здорово поездил! Люблю Ближний Восток и Азию, попадать в микромиры. Стараюсь в жизни ни о чем не жалеть и ни по чем не скучать, ведь зачем тратить на это время, пока ты жив? Вокруг много всего интересного!
Время прошло, и я немного сверху смотрю на эту ситуацию с «Ляписами». Благодарен и участникам группы, и персонально Михалку, судьбе. Отличное было кино. Сейчас занимаюсь музыкой, но не как композитор, это музыка для терапии, бинауральная. Так что, может, еще и создам какой-то проект.
«Раньше можно было сбежать из Беларуси в Россию от политического преследования»
Где-то три-четыре месяца назад я стал директором Лигалайза. Мне позвонил Гена Шульман — известный минский промоутер, который сейчас в Израиле, предложил мне устроить там концерт Лигалайза. Я согласился и позвонил Лигалайзу, а он мне — так может ты поработаешь директором? И я согласился, хотя зарекался больше не работать с артистами.
Прежде всего, Лигалайза я знал. Мы познакомились с ним в Москве после 2010-го, когда Михалок превращался в качка, а Лигалайз тоже решил взяться за себя. Он заметил образ Михалка и просто ездил за нами по концертам, так что мы давно с ним дружим.
Очень рад за его поступок. Лигалайз комфортно жил в Москве, но написал яркий альбом и принял решение высказаться, и я за это его уважаю. На альбоме у него такие композиции, как «Застой 2.0», «Мир вашему дому», он писал в песнях, что видит и как все понимает относительно происходящего в России и Украине.
Я сам десять лет работал в России саунд-продюсером. Мы же с Михалком сбежали в Москву из Минска, на него тогда завели уголовное дело. Представляете, раньше можно было сбежать из Беларуси в Россию от политического преследования!
Но когда мы почувствовали, что начинается оттепель, где-то в 2017-м, мы вернулись. Я тогда уже не работал в «Ляписах». Михалка надолго не хватило на жизнь в Москве, а я до этого уже так жил — совмещал «Ляписов» и работу в кинокомпании [Валерия] Тодоровского.
Сейчас я бы в России не работал. Почему? Потому что я не согласен с происходящим.
Из Беларуси я уехал в 2020-м. Тогда работал продюсером на «Еврорадио» и поехал снимать для них материал о белорусских диаспорах. Пока его снимал, «Еврорадио» признали экстремистами, и мне дали информацию, что лучше не возвращаться.
А пришел я туда где-то в 2016-м. Получается, перешел из музыки в медиа — было супер! Меня интересовала и музыка, и видеоконтент. Мог делать видеопрограммы, и устроил много интересных для меня вещей: например, программа «Закон в натуре», где в студию приходили уголовники и учили жизни. Был продюсером минской редакции, и когда ее закрыли, моя работа закончилась.
«В Беларуси очень тонкий культурный слой, как чернозем на поле, и его так же легко сдуть ветром»
Сейчас я живу в Варшаве, и сюда переехало пол-Минска. Идут бесконечные концерты, есть даже специальные клубы, где тусуются только белорусы. Белорусские артисты в своей стране не организовывали такие туры, как сейчас организуют за рубежом — в гастрольном графике может быть 20—30 городов! А дело в том, что сейчас у нас есть свои диаспоры, и белорусы хотят видеть друг друга и общаться.
Рассеялся культурный слой больших городов. Что такое тур в Беларуси? Это Минск, Витебск, Гродно, Брест, насчет Гомеля очень большой вопрос. Все так шатко и нестабильно, можно добавить какой Бобруйск или Оршу — и все. Но должна быть традиция ходить на концерты, в той же Речице ее нет.
Сейчас уехала большая культурная часть белорусских городов. И эти люди не просто идут на концерты, они идут повидать друг друга. Я на концерте «Кассиопеи» встретил где-то тридцать знакомых, пять из них не ожидал там увидеть, и был очень рад.
Спрашивал у девятилетнего сына, что он сейчас слушает, что слушают его сверстники. Он начал мне присылать песни, и это приложения к компьютерным играм, в которые они играют, пластиковые и игрушечные саунды. Так формируется их культура, поэтому, наверное, я упустил какие-то детали.
Минские рокеры в лучшие времена собирали от пятиста до тысячи человек. А приезжает какая-то попсовая дрянь и собирает в Минске стадион, так всегда было. Но культурная среда будет не замечать то, что собирает стадионы, а смотреть на Пукста, у которого на концерты всегда приходит тридцать человек.
Недавно вышла книжка про Минск 70-х — 90-х. Мне было интересно, так как там описывался тусовочный, культурный Минск. Но эта тусовка была в пределах 500 человек, а в городе живет почти два миллиона. В Беларуси очень тонкий культурный слой, как чернозем на поле, и его так же легко сдуть ветром. Ему не дают сформироваться — все случаются какие-то катаклизмы, войны, размывание народа, люди приезжают и уезжают.
Этот слой нужно ценить, он делает погоду и придает уникальность городу.
Немного слежу за музыкой внутри Беларуси. Мне всегда интересны уникальные творческие персоны, которые могут удивить. Илья Черепко, Света Бень — это такие люди. Михалок таким был, может, и сейчас такой, просто давно с ним не беседовал. Те же Сергей Пукст, Паша Кузюкович — он когда-то играл в «Ляписах» на трубе, но в самый расцвет проекта ушел в оркестр, так как говорил, что хочет реализоваться в музыке, – имеет много интересных проектов.
За массовой белорусской эстрадой слежу, только чтобы поржать, когда [музыкальный журналист Александр] Чернуха об этом рассказывает. Все эти Груздевы, Солодухи — это периферийный лоск. Если в Киеве или Москве могли созреть настоящие фрукты попсы, у которых еще есть бабки, у нас они такие бедненькие и не могут свою фриковость реализовать по полной, ведь бюджеты не те, Распутина или Цыганова позволит себе больше.
В той среде, которая сейчас существует в Беларуси, не может расцвести что-то яркое. Чудеса всегда бывают, но окружение — это очень важно. Чтобы созрел музыкальный проект — например, группа — нужно, чтобы у них родился свой стиль, чтобы они были в чем-то уникальны. Это может выстраиваться на одном человеке, но если речь идет о творческом коллективе, скорее нужно, чтобы они долго репетировали вместе, и тогда что-то может получиться. Из моего опыта, нужно, чтобы люди пять лет порепетировали в гаражах, и тогда у них что-то возникнет.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬ
Комментарии