«Генерал Беда вылетел через боковое стекло «Чайки». Малоизвестная авария 1976 года, в которой погибли второй человек в БССР и боевой летчик-генерал
Белорусы знают, как осенью 1980 года в автокатастрофе погиб Петр Машеров. Однако не все знают, что она была не первой в своем роде. Четырьмя годами ранее правительственный кортеж с высшим руководством БССР уже попадал в тяжелую аварию. Тогда погибли ехавшие в одной «Чайке» председатель Президиума Верховного Совета республики Федор Сурганов и герой Советского Союза, прославленный военный летчик Леонид Беда. Обстоятельства обеих катастроф во многом схожи: та же автотрасса, высокая скорость, ошибки экипажей сопровождения, сам характер столкновения, пишет Onliner.by.
В центре кадра Леонид Беда (в очках) и Федор Сурганов. Снимок сделан незадолго до катастрофы
Район универсама «Рига» в Минске — это место, где улица Сурганова пересекается с улицей Беды. Вероятно, многие местные жители даже не подозревают, что такое соседство неслучайно. В день трагедии, 26 декабря 1976 года, эти два видных государственных деятеля также находились рядом, в одном автомобиле. Но прежде чем перейти к рассказу о той автокатастрофе, вспомним, кем были Федор Сурганов и Леонид Беда и чем они запомнились.
Федор Сурганов: от партизанского подполья до вершины власти БССР
Федора Сурганова мы знаем как одного из руководителей Белорусской ССР, ближайшего соратника Петра Машерова и Тихона Киселева. Человека, входившего в команду тех управленцев, которым выпало восстанавливать республику в послевоенное время, закладывать и развивать ее промышленный и экономический потенциал.
В годы войны он был одним из организаторов и руководителей партизанского движения и комсомольского подполья — подбирал молодежь для истребительных отрядов, формировал группы самообороны, помогал выпускать подпольные газеты и листовки на оккупированной территории. Судьба свела его с Машеровым в 1943-м, когда Сурганов был заброшен в тыл врага. Тогда на самолете он приземлился на аэродроме в Налибокской пуще, влился в партизанское движение и принял руководство подпольными комсомольскими организациями в Барановичской и Вилейской областях. Участвовал в боевых операциях.
Фрагмент, посвященный Сурганову, в экспозиции Музея истории Великой Отечественной войны в Минске
После войны Сурганов связал свою жизнь с партийной работой и быстро продвигался по карьерной лестнице. Он руководил исполкомом Минской области, занимал должность секретаря областного комитета партии, затем стал вторым секретарем ЦК КПБ. В 1971 году Сурганов возглавил Президиум Верховного Совета республики, став во властной иерархии БССР второй по значимости фигурой после Петра Машерова, занимавшего высший партийный пост.
Будучи ответственным за сельское хозяйство, Федор Сурганов осторожно относился к аграрным реформам и не допускал повального увлечения кукурузой и другими хрущевскими новациями. В 1969 году он открывал мемориальный комплекс «Хатынь» и зажигал там вечный огонь — этот момент можно найти на YouTube. А в 1974‑м встречал на белорусской земле американского президента Ричарда Никсона. Это был первый в истории визит лидера США в Минск.
Советские газеты называли то время «периодом разрядки международной напряженности», а The New York Times для удобства представила Сурганова своим читателям как президента белорусской республики.
Федор Сурганов (в центре) на открытии комплекса «Хатынь», 1969 год
Леонид Беда: фронтовой летчик, дважды герой и командующий военной авиацией
Леонид Беда вошел в историю как выдающийся военный летчик, дважды герой Советского союза. Во время войны на штурмовике Ил-2 он совершил 214 боевых вылетов. Участвовал в Сталинградской битве, освобождал Украину, Беларусь, Литву, воевал в наступательных операциях на территории Польши и Восточной Пруссии.
Один из первых боевых вылетов едва не стал для него последним. Тогда эскадрилья атаковала эшелоны противника в районе железнодорожного узла под Сталинградом. В первом заходе на цель нужно было сбросить бомбы, а Леонид Беда ошибочно выпустил неуправляемые реактивные снаряды. Во втором заходе отстрелялся из пушки и только на обратном пути вспомнил о бомбах, возвращаться с которыми было строго запрещено. Тогда молодой летчик принял рискованное решение в одиночку вернуться к позициям противника. Во время атаки он вызвал на себя огонь всех зениток и звена «мессершмитов», которые буквально изрешетили Ил-2.
Беда получил ранение в голову, но сумел дотянуть до аэродрома. Позже на корпусе самолета насчитали 380 пробоин от снарядов и крупнокалиберных пуль.
Командир эскадрильи штурмового полка Леонид Беда среди летчиц бомбардировочной авиации
Почти всю войну Беда летал с одним бортовым стрелком, Семеном Романовым. Хотя жизнь штурмовика на фронте, как правило, была недолгой, бортовой стрелок в среднем жил еще меньше, ведь был защищен намного слабее летчика. Немецкие истребители часто атаковали сзади, опускаясь ниже Ил-2, в «слепую зону», где бортстрелок их не видел, а затем расстреливали беззащитный самолет. Но Беда освоил контрприем: он делал «бочку», переворачивая самолет вверх шасси, и в этом положении бортстрелок, хоть и вверх ногами, уже мог вести огонь.
За время войны Леонид Беда прошел путь от летчика до помощника командира полка по воздушно-стрелковой службе. Несмотря на фамилию, в боях ему всегда сопутствовала удача. Для летчика и его окружения она стала чем-то вроде счастливого оберега.
Так получалось, что группы под управлением Беды успешно выполняли задачи при минимуме потерь. Да и все летчики эскадрильи под его командованием закончили войну в звании Героев Советского Союза.
После войны он остался служить в вооруженных силах. Карьера дважды Героя развивалась стремительно. Беда командовал полком, дивизией, а в 1970‑х стал командующим авиацией Белорусского военного округа.
День катастрофы: 1976 год, декабрь, Беловежская пуща
А теперь мы перенесемся в 1976 год. В тот зимний день, когда Федор Сурганов и Леонид Беда оказались на одном аэродроме в Пружанском районе, откуда в составе кортежа возвращались в Минск на правительственной «Чайке» и попали в автокатастрофу.
В конце декабря 1976 года все высшее руководство БССР находилось в Беловежской пуще, где гостил Рауль Кастро, младший брат Фиделя, второй секретарь ЦК Компартии Кубы.
Кубинские лидеры поддерживали особенно теплые отношения с руководством белорусской республики. Первая встреча Петра Машерова и Фиделя Кастро состоялась в 1966 году на Кубе. Два партизанских вожака быстро нашли общий язык. За плечами одного были годы борьбы в подполье и партизанский быт в россонских лесах, за плечами второго — повстанческая борьба в горах Сьерра Маэстра.
Еще в 1972 году, посещая СССР, Фидель Кастро непременно захотел побывать в Минске и вновь встретиться с Машеровым. Его брат Рауль также проникся историями о партизанском прошлом Беларуси и посетил республику, как только такая возможность предоставилась — в декабре 1976-го.
Накануне в Кремле он участвовал в торжествах, посвященных 70‑летию Леонида Брежнева, после чего решил отправиться в Минск — провел ряд протокольных встреч, посетил «Хатынь» и отбыл в Беловежскую пущу — отдохнуть и поохотиться.
Рауль Кастро (третий справа) в Хатыни, декабрь 1976. Фото: БЕЛТА
Компанию кубинскому гостю и его семье в пуще составили Машеров и Киселев — такие же страстные любители охоты. Но, по воспоминаниям егерей, больше всех тогда удивила жена Рауля Кастро, Вильма — она с десяти шагов попадала в мелкую монетку, не говоря уже о кабанах! Кубинка блистала снайперскими способностями во время загонной охоты. Откуда такая меткость, особо не задумывались. А между тем жена Рауля Кастро была одним из лидеров революции и участвовала в боях.
Накануне отъезда Рауля к компании присоединился и Федор Сурганов. По этикету ему в числе прочих руководителей надлежало проводить высокого гостя. Утром 26 декабря вся делегация выехала из правительственной резиденции в Беловежской пуще на военный аэродром Засимовичи в Пружанском районе, где уже готовились ко взлету два самолета — гражданский для Кастро и военный. На последнем прилетел Леонид Беда, чтобы лично забрать Машерова в Минск.
Почему Сурганов и Беда не полетели в Минск на самолете
Одним из последних, кто видел в живых Сурганова и Беду и общался с ними за два часа до их гибели, был полковник КГБ Алексей Кривошеин. В тот день его задачей было обеспечение безопасности вип-гостей в аэропорту. В 2003 году он впервые поделился своими воспоминаниями с газетой «Советская Белоруссия». Вот что он рассказывал:
«В тот день стояла ужасная погода. Специальная техника и десятки солдат, казалось, напрасно воюют со снегом на взлетно-посадочной полосе. Через минуту ее вновь заносило. Самолеты готовились к взлету. И тут показалась кавалькада черных правительственных машин. Я поразился огромной скорости, на которой они передвигались в столь сложных погодных условиях. Петр Миронович, поздоровавшись, сделал нам упрек за то, что мы не обеспечили хорошей погоды. Шутил, конечно.
Но Беда явно не был расположен к восприятию шуток. Он сразу принялся упрашивать Кастро отказаться от полета. Однако было видно, что здесь все решает первый секретарь ЦК КПБ. Петр Миронович попросил подойти командира правительственного самолета и во всеуслышание задал вопрос: «Сможешь взлететь?» Конечно же, ответ последовал положительный.
И лишь только самолет с Раулем Кастро оторвался от земли, неожиданно (для меня, по крайней мере) прозвучал тревожный возглас Беды: «Куда, ну куда так задрал нос? Ровняй, кому говорю, ровняй!» Машина в это время двигалась чуть ли не перпендикулярно земле. Летчик-ас Беда больше других понимал, что вот-вот должна была наступить развязка. Однако самолет самым удивительным образом вдруг принял устойчивое положение и вскоре исчез из виду за темными облаками.
«Тогда полечу и я», — сказал Машеров. Тут уж Беда, не стесняясь в выражениях, сказал все, что думает по этому поводу, и Петр Миронович сдался. Решено было ехать на автомобилях».
Надо заметить, что сын Леонида Беды, Леонид Леонидович, позже излагал журналистам несколько иную версию. По его словам, отец как раз предлагал Машерову лететь в Минск. Мол, погода в Пружанах позволяла взлетать, а Минск был затянут туманом. Однако прогноз был благоприятным, и Беда советовал подождать еще час-полтора — и потом взлетать. Так они прибыли бы в столицу через 2—2,5 часа, что было бы гораздо быстрее, чем ехать по старой брестской трассе. Но Машеров якобы все-таки дал команду ехать на машинах.
Детали катастрофы: как «Чайка» Сурганова врезалась в автобус
Первыми в колонне шли три машины ГАИ Брестской области, потом «Чайка» Машерова, затем машина Киселева, в которой ехали жены. Сам Тихон Киселев сел в машину Сурганова. Туда же буквально на ходу запрыгнул и Леонид Беда. Замыкала кортеж еще одна машины ГАИ.
Во время остановки на заправке в Ивацевичах Киселев пересел из машины Сурганова к женам, чем, как оказалось впоследствии, спас себе жизнь. До столкновения оставались считанные минуты. И здесь снова появляются разные версии. По одной из них, машина Сурганова задержалась на заправке и водителю пришлось догонять умчавшийся вперед кортеж.
В то же время дочь Машерова Наталья в одном из интервью утверждала, что Машеров с Сургановым поменялись местами в кортеже. Мол, на заправке Федор Анисимович сказал: «Ты еще не заправился, Петя, давай я поеду вперед, побуду хоть раз на твоем месте».
Наиболее подробно об автокатастрофе рассказал сын Федора Сурганова, Евгений. Являясь сотрудником КГБ, он провел собственное расследование обстоятельств трагедии и в 2010 году поделился с «Комсомольской правдой» своими выводами.
По его словам, впереди кортежа двигались два автобуса. Водитель первого заметил приближение машин ГАИ и остановился — но не на обочине, а на дороге. Ехавший за ним водитель ЛАЗа среагировать не успел и врезался в заднюю часть автобуса. ЛАЗ развернуло на полдороги — и в него влетела «Чайка» Сурганова.
«Колонна к этому моменту уже проехала, а «Чайка» отца как раз ее догоняла, — рассказывал сын Сурганова. — Столкновение было очень сильным. Отец погиб сразу… Леонид Игнатьевич Беда вылетел через боковое стекло, но это его не спасло… Единственным выжившим оказался водитель. Если бы он был более опытным! Я проверил все по секундам: у него было время притормозить, выкрутить руль — и машина вылетела бы в поле. Возможно, даже перевернулась, но кто-то мог бы выжить. Он же признался, что, вместо того чтобы действовать, когда увидел перед собой стену, от страха потерял сознание и даже тормозить не стал!»
Потом Евгений Сурганов узнал и подробности о водителе того самого ЛАЗа, Недельском. Он работал на заводе во Львове, перегонял транспорт после покраски. Накануне его лишили прав. А он повесил на один из автобусов поддельный номерной знак, нашел попутчиков и на выходные рванул в Беларусь за дешевыми продуктами на Новый год.
3 марта 1977 года Верховный суд БССР признал Недельского виновным в аварии и приговорил его к 15 годам лишения свободы за нарушение правил дорожного движения, повлекшее смерть двоих человек. Он отсидел около 6 лет, а затем, попав под амнистию, в 1983 году вернулся на родину, во Львов.
Само собой, смерть столь высокопоставленных лиц не могла не породить слухи о политическом заговоре. На самом же деле имело место лишь трагическое стечение обстоятельств и грубое нарушение правил сопровождения первых лиц государства.
Почему авария с Сургановым не предостерегла Машерова
Четыре года спустя при похожих обстоятельствах разбился Петр Машеров. Авария произошла на той же трассе, в Смолевичском районе. Только тогда впереди были не автобусы, а два грузовика. Один из них, как и в предыдущем случае, затормозил и остался на проезжей части, а второй врезался в него сзади и выехал на встречную полосу — прямо навстречу «Чайке».
В обоих случаях экипажи сопровождения полетели вперед, не убедившись в безопасности, не проконтролировав, остановились ли все встречные авто. Рассуждая о причинах трагедий, Евгений Сурганов констатировал: «Увы, и Машеров, и мой отец погибли потому, что слишком мало внимания уделяли собственной свите».
Один из водителей машеровского кортежа, Олег Слесаренко, позже признавался, что отступления от правил сопровождения в те годы носили системный характер. Маршруты рабочих поездок по стране детально не согласовывались с ГАИ, не выставлялись посты на трассах, не перекрывалось движение. Часто Машеров сам выбирал, куда ехать, и менял маршруты по ходу движения. Не отказывал себе в быстрой езде. Был ли оправдан такой риск?
Это вопрос, на который трудно дать однозначный ответ. С одной стороны, высокопрофильные государственные лидеры часто были вынуждены учитывать оперативную нужду и экономить время, что требовало гибкости и быстроты. С другой стороны, такие риски неизбежно увеличивали вероятность трагедий.
По словам сына Леонида Беды, надо учитывать и то обстоятельство, что Машеров и его приближенные часто воспринимали любые ограничения как излишние. Бывшие фронтовики, они не придавали должного значения опасностям в мирное время.
Гаишникам же не хватало смелости настоять на соблюдении элементарных правил безопасности, не побоявшись начальственного гнева. Так было в 1976-м, когда погибли Сурганов и Беда, так повторилось и в 1980-м, когда не стало Машерова.