Беларусь — не окраина, а центр европейской истории, утверждает историк Тимоти Снайдер

Лекция Снайдера прошла 27 июня 2025 года в Венском музее.

Нация — старая или новая?

Снайдер задает главный вопрос: нация — это нечто древнее или современное? Его ответ: и то, и другое. Нации возникают из глубоких исторических процессов: миграций, контактов, обмена. Но формируются они в контексте модерна: через образование, печать, государственную политику, интернет.

Он критикует националистический подход, утверждающий, будто современная нация тянется непрерывно из глубины веков.

«Такого прошлого, как его представляют националисты, — где якобы существует единый народ, вечно невинный, который никогда не делал ничего плохого и который как будто существовал всегда, — не существует. Но есть другое глубокое прошлое — сложное, насыщенное встречами и слоями, которое можно открывать с интересом и надеждой».

Автократы и замороженное прошлое

Современные автократы используют историю как инструмент, чтобы претендовать на вечную власть.

Как это работает?

«Один из примеров — это то, что мы видим в России. И он очень похож на то, что происходит в Беларуси. Это простая схема:

1. Выбирается какой-то момент в прошлом.
2. Этот момент объявляется моментом совершенства и невинности.
3. Далее утверждается, что с того момента ничего существенного не произошло.
4. И наконец, возникает диктатор, который говорит: «Я гарантия того прошлого, поэтому моя власть вечна».

В разных странах это происходит с разными акцентами. В России такой идеализированный момент — это 988 год, когда Владимир (а на самом деле Вальдемар) крестил свое государство. В Беларуси Лукашенко отдает предпочтение другой дате — 1945 год».

Снайдер предупреждает: история так не работает. Она состоит из неожиданностей, противоречий и встреч. Она требует не повторения, а понимания. «Если вы читаете книгу по истории, и она подтверждает то, что вы и так думали, это плохая книга».

Павялічыць

История не служит власти

Настоящая история не допускает противоречий, подобных официальным мифам.

«Нынешняя официальная белорусская идеология утверждает, что момент, когда СССР заключил союз с нацистской Германией (пакт Молотова-Риббентропа), якобы подтверждает антинацистский характер Беларуси. Это абсурд: невозможно одновременно быть с союзником Гитлера — и против Гитлера».

История также не должна терять этику. Этика исследователя — искать правду, даже если она сложная. Этика людей прошлого — часть исторической правды.

«История — это не о памяти, которая служит политике. Это не история как инструмент «памяти для удобного управления». Это история как моральное и интеллектуальное исследование сложности».

Большинство историй нации — не национальные

Снайдер объясняет: то, что привело к появлению наций, было не национальным по сути. Это были империи, экономические структуры, войны, реакции на глобальные тенденции.

Нация — продукт того, что происходило вокруг нее. «На самом деле история нации — это преимущественно история не-национальных вещей».

Беларусь как место встречи цивилизаций

Снайдер отмечает, что Беларусь — это регион, где пересекались два древних мировоззренческих горизонта:

1. античная Греция (VII—III века до н.э.),
2. мир викингов (VII—X века н.э.).

Эти две традиции сталкивались через торговлю и обмен в Южной и Северной Беларуси. Именно здесь пересекались торговые пути между греками и скифами, а позже — пути викингов на восток.

В южных районах Беларуси археологи находят скифские клинки и греческие монеты V—VII вв. до н.э. Это свидетельствует, что Беларусь была частью широкого экономического пространства, соединявшего Южную Евразию через Черное море с лесами и болотами Севера.

Снайдер говорит: «Без этой большой экономической зоны не было бы Греции. Но также не было бы и Скифии в том виде, как мы ее представляем».

Это первый пример того, что белорусское пространство не было изолированным — оно было частью глобальной истории с самой глубины времен.

Павялічыць

Двина, викинги и рождение скандинавской мифологии

Снайдер продолжает: если греческая цивилизация невозможна без связей с Севером, то скандинавская мифология невозможна без Востока. Он говорит, что главный торговый и культурный путь викингов — так называемый «восточный путь» — проходил через Северную Беларусь, по реке Двина.

Викинги шли к арабскому серебру, проходя через территории, населенные финно-уграми, балтами и славянами. Эти земли были не только транзитными, но и духовно влиятельными.

«На этом пути викинги все время контактировали с балтскими, финскими и славянскими племенами. Они были не «этническими шведами» — они были смешанными караванами, сообществами, в которых вместе путешествовали балты, славяне, финны, эстонцы. На этих маршрутах возникали новые формы сотрудничества, торговли, идентичностей».

По мнению Снайдера, именно многовековой контакт с этими культурами сделал образ Тора и Одина таким глубоким и сложным.

Он отмечает, что в «Старшей Эдде» — основном источнике скандинавской мифологии — первая упомянутая река в поэме об Одине — это Двина. Это свидетельствует, что белорусская река занимала важное место в географии скандинавских представлений о мире.

Таким образом, Беларусь становится ключевым местом, где происходило преобразование простых образов языческих богов в сложную мифологическую систему. А образ Одина, жертвующего свой глаз в колодец, приобретает новый смысл, если знать, что в финской и балтской традиции колодец или болото — место силы и духов.

Эта часть Европы, по мнению Снайдера, не только географический мост, но и культурный инкубатор. Она внесла вклад в создание того, что сегодня называют «скандинавским» — от поэзии до супергероев Marvel.

Павялічыць

Наследие Руси и Великое Княжество Литовское

После распада Руси в XIII веке (особенно после монгольского нашествия 1241 года), ее наследие наиболее последовательно продолжает не Москва, а Великое Княжество Литовское. Именно оно объединяет большую часть территорий Руси и претендует на ее культурное и правовое наследие.

Снайдер подчеркивает: в ВКЛ сохраняется язык и правовые традиции Руси. Язык судов в Вильне — славянский. Законы пишутся на славянском языке. Многие аристократические роды Руси сохраняют имущество и влияние в пределах ВКЛ.

В противоположность этому, Московское государство формируется в значительно большей степени под влиянием Золотой Орды. Там власть переходит к тем, кто лучше собирает дань для хана. Отсюда — другая модель государства и его нелитвинская традиция.

ВКЛ также становится пространством для раннего развития еврейских общин, что отличает его от Москвы. Белорусская и украинская городская среда в этот период формируется как многоконфессиональная и многонациональная.

В 1569 году, когда создается Речь Посполитая, происходит формальное объединение ВКЛ и Польши.

Снайдер считает, что именно этот момент становится началом условной границы между тем, что позже будет называться Беларусью и Украиной. Потому что польское право напрямую вводится в Украине, но не в ВКЛ.

«Вот тогда, в 1569 году, происходит нечто очень интересное: украинские земли, земли востока, переходят непосредственно под польскую юрисдикцию, а белорусские земли, как и территории Литвы, остаются под собственными, отдельными законами. Это значит, именно тогда, в этом году, проводится граница, которой раньше не было, граница между тем, что станет Беларусью, и тем, что станет Украиной. Законы ВКЛ продолжают действовать отдельно, и белорусская шляхта сохраняет свою правовую и культурную своеобразность».

Национальные движения и XIX век

В XIX веке в бывших землях Речи Посполитой (в том числе Беларуси) формируются национальные движения. Белорусское движение возникает параллельно с польским, литовским и украинским и сталкивается с теми же вызовами: необходимостью отказаться от как российской имперской модели, так и от наследия шляхетской республики, ориентированной на элиты.

Снайдер замечает, что белорусы находились в менее благоприятных условиях, чем соседи. Их территория целиком оказалась в пределах Российской империи, в отличие от Польши или Литвы, где часть населения жила под властью более либеральных австрийцев или пруссаков. Это дало тем народам преимущество в развитии образования, печати, политики.

При этом белорусская национальная идея не была исключительной. В ней учитывалось присутствие поляков, евреев, литовцев. В отличие от более жесткого отрицания Речи Посполитой в Литве, белорусские деятели часто воспринимали ее наследие как часть своей истории.

И хотя обычно считается, что разделение — это нечто отрицательное, Снайдер подчеркивает парадоксальный вывод: для национального возрождения разделение могло быть преимуществом. Потому что если народ разделен между несколькими государствами, всегда есть возможность развивать свою культуру на территории той части, где власти менее репрессивные. У белорусов же такого «преимущества разделения» не было.

В результате на протяжении как времени Речи Посполитой, так и уже в российский период, польская культура оставалась доминирующей среди белорусской элиты. Это обусловило отставание национального движения.

В ХХ веке ситуация осложнилась. После Первой мировой войны Беларусь поделили между собой Польша и Советский Союз. При этом Польша проводила жесткую политику ассимиляции и угнетения белорусской культуры — еще более жесткую, чем в отношении украинской.

Еще одной стратегической проблемой для белорусского национального движения была потеря Вильни. В отличие от других национальных проектов, которые могли опираться на крупные культурные центры (Прага для чехов, Будапешт для венгров, Варшава для поляков), белорусы не имели подобного центра. Вильня считалась таким центром, но она отошла Литве, что значительно ограничило возможности развития белорусского движения в межвоенный и советский периоды.

Павялічыць

ХХ век: война, насилие и потеря памяти

Снайдер подчеркивает, что Беларусь в ХХ веке стала одним из наиболее пострадавших регионов Европы. Она оказалась под властью Советов, а затем под оккупацией нацистов. Именно здесь происходили некоторые из наиболее массовых уничтожений евреев — как в городах, так и в лесах, как во время уничтожения Минского гетто.

Беларусь потеряла значительную часть интеллигенции — сначала в 1930-е годы, когда Сталин уничтожил культурную элиту; потом в 1940-е, когда нацисты ликвидировали образованную городскую прослойку; и после войны, когда советский режим не допустил возрождения национальной культуры.

Снайдер отмечает: «У Беларуси было несколько возможностей выстраивать свою национальную историю — и все они были прерваны насилием».

«В 1939 году Советский Союз становится союзником нацистской Германии, что приводит к тому, что немецкая армия буквально оказывается на границе того, что тогда было Беларусью — Советской Белоруссии. Когда начинается германское вторжение, оно может сразу же прокатиться через Беларусь, которая становится главным маршрутом наступления.

Я не могу рассказать всю историю оккупации. Вы все, я уверен, и так имеете представление, насколько ужасной она была. Но если говорить о регионах Советского Союза — и даже о Европе в целом — в Белорусской ССР были самые высокие показатели потерь среди всех, не только в СССР, но и во всей Европе. И белорусы как народ, по данным советской переписи, пострадали больше всех, за исключением евреев.

И Беларусь — это центр преступлений, о которых мы знаем, и преступлений, о которых мы, возможно, еще не знаем. Это — центр Холокоста. Это — центр Холокоста, совершенного пулями.

Это также был центр голодной смерти советских военнопленных — факт, который гораздо менее известен. И для тех, кто не из Беларуси, отмечу: так называемые антипартизанские операции, проводившиеся немцами, также были сосредоточены именно в Беларуси и привели к уничтожению бесчисленного количества белорусских деревень. Это были отдельные военные преступления сами по себе. (…)

И, конечно, ирония во всем этом в том — и теперь я перехожу к тому, как мы думаем об истории и как сегодняшний режим предлагает нам о ней думать, — что сегодняшний режим предлагает воспринимать пакт Молотова-Риббентропа и начало Второй мировой войны как нечто хорошее. Сегодня существует официальный День народного единства, приуроченный к 17 сентября. Но 17 сентября — это, конечно, день, когда Советский Союз напал на восточную Польшу как союзник нацистской Германии. Как союзник нацистской Германии».

После 1945 года советский нарратив закрепил образ белорусов как нации партизан. Это действительно важный и героический элемент, но он не отражает сложности истории. Например, в Беларуси не было открытого диалога о Холокосте, о сотрудничестве с оккупационными режимами, о сталинских репрессиях.

Все это сделало историческую память очень уязвимой. И сейчас, по мнению Снайдера, авторитарный режим пытается заменить сложную историю на единую, стерильную идею: «мы были жертвами, мы боролись, и поэтому никаких вопросов быть не должно».

Павялічыць

Почему история Беларуси важна сегодня

В завершение своей лекции Снайдер утверждает: понимать историю Беларуси — значит понимать саму идею Европы. Беларусь — это испытание для европейской памяти, политики и ценностей.

Он отмечает, что белорусы показали пример гражданского мужества во время протестов 2020 года. Люди вышли не ради геополитики, а ради достоинства, правды и свободы. И именно история может поддержать это движение, если ее не замалчивать и не искажать.

«Свобода начинается с истории. Без собственной истории нет идентичности, а без идентичности нет сопротивления».

Снайдер призывает смотреть на Беларусь не как на «задний двор России», а как на центральное место европейского опыта.

История Беларуси — это история империй и сопротивления, сложности и многокультурности, а также история возможностей, которые еще не реализованы.

Он завершает: «Когда мы понимаем Беларусь — мы лучше понимаем и себя. Ведь история — это всегда о нас».

• 45
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 0
• 1