«Готовился жить в воображаемой Беларуси: с Октябрьской, парой деревенских фестивалей». Разговор с Андрусем Такиндангом
Сольные выступления и ощущение наготы на них. Выступления на панк-сквотах и костельных фестивалях. Последствия 2020 года и возможная должность в Министерстве образования… О своей жизни проекту «1906» рассказал музыкант и художник Андрусь Такинданг.
«1906»: Честно говоря, сбился, когда подсчитывал количество проектов, в которых вы принимали участие. Сами точную цифру знаете?
Андрусь Такинданг: А давайте подсчитаем вместе. Прежде всего, конечно, группа Recha — начали играть еще где-то с 2002 года. Параллельно возник проект Harotnica, который отличался от «предшественника» концепцией, музыкой, формой. Это обычное дело, когда белорусские артисты создают, работают или играют в разных проектах. И для бытового выживания плюс, и для творческого разнообразия.
После вместе с Валерией Володько делали детские песни — даже сегодня с ними регулярно выступаем. Вспомню и сотрудничество с музыкантом Алесем Ясинским под названием Hostel, когда в Праге записали специальный альбом после обмена творческими идеями. Вот, пожалуй все, что присоединил бы к официальной дискографии (улыбается).
Новые пункты в списке? Нет, пока нет — работаю с тем, что перечислил. Да и сейчас такое время, когда чаще приходится играть самому, без музыкантов — в эти дни, например, выбрался в Польшу, чтобы участвовать с сольной программой в фестивале интеллектуальной книги «Прадмова». Дальше вместе с Валерией планируем выступить с детскими песнями, а после запланирован фестиваль в Чехии, где ко мне присоединится один из музыкантов «Recha».
«1906»: Более комфортно себя чувствуете в группе, или когда устраиваете перфоманс наедине с аудиторией?
АТ: Акустические концерты устраиваются не от хорошей жизни (улыбается). Убежден, что все наши музыканты, играющие сейчас без бэндов — Змитер Войтюшкевич, Лявон Вольский, Иван Кирчук — делают это из-за сложных экономических и логистических реалий. Далеко не все организаторы мероприятий сегодня способны пригласить группу полностью из-за денежных затрат. Визовые вопросы также добавляют головной боли. Но, если хочешь быть в музыке, все равно приходится играть. К сожалению, мы не можем уходить в творческий отпуск на полгода—год без последствий для жизни. Поэтому придумываем что-то, выкручиваемся.
Для меня сольные выступления всегда были проблематичными. Уверен в своих музыкантах на сто процентов: всем говорю, что это лучшие люди из возможных — как по характеру, так и по профессиональным качествам — и мне посчастливилось с ними сотрудничать. Поэтому, когда выхожу на сцену один, без них, то ощущение, будто голый стою перед толпой.
Тогда стараюсь больше разговаривать с аудиторией, даю определенный уклон в сторону текстов. Короче, ищу способы упростить давление и чему-то научиться даже в таких сложных обстоятельствах.
На этот счет есть история, кстати. Поехал как-то по Германии с гастролями: Берлин, Магдебург — такие андеграунд-концерты больше для тамошней аудитории, чем для белорусов. Проходили они в сквотах и коммунах с соответствующей аудиторией: панки, анархисты… Я по-немецки не разговариваю, они, очевидно, не знакомы с белорусским языком. Поэтому получился специфический опыт: стоишь перед чужими людьми, один, в руках инструмент, пытаешься петь-играть. Люди принимали, слушали. Но это был определенный челлендж. Оказались бы рядом музыканты, разумеется, программа пошла бы более насыщенная, а там и танцы с человеческой раскованностью — только вопрос времени. Но вместо погружения в творчество пришлось словно экзамен сдавать. Поэтому и говорю: если хочешь быть музыкантом, то должен приспосабливаться к самым неожиданным обстоятельствам.
«1906»: Вы сейчас себя больше воспринимаете музыкантом, художником или литературным творцом?
АТ: На самом деле, зависит от проекта, в котором занят, на что есть запрос. Был период, когда несколько месяцев провел в гастролях, и тогда преобладала музыка. После делал арт-проект — иллюстрации к детским сказкам. Соответственно, большую часть времени отдавал искусству. Трудно как-то натуру разделять, так как близко творчество любого рода, когда оно искреннее и идет от сердца.
Знаете, когда начинал карьеру, слышал от людей: «Андрусь, может нужно уже определиться и шагать исключительно по одному пути, чтобы стать виртуозным музыкантом или пойти в Союз художников и нацепить берет, чтобы соответствовать канону?» Но я верю, что существует и такой вариант, при котором постоянно ищешь что-то новое в любой области творчества — и добиваешься успеха. Пусть себе при этом музыка с искусством будут специфическим, «на любителя».
«1906»: Насколько вам удобно в роли художественного руководителя целого объединения? Вспоминаю времена Harotnica, которая сильно выстрелила и выступала на больших сценах вроде Open'er Festival. Там вас воспринимал именно как настоящего босса.
АТ: Ох, не мое это амплуа (смеется). На самом деле, группа Harotnica в расширенном составе — где-то человек восемь: духовая секция, гитара, барабаны, бас. И больше всего переживала за организацию работы наша солистка Валерия. Она человек профессиональный, ответственный, поэтому постоянно переживала, чтобы люди не потерялись, вовремя пришли на репетицию, чтобы находились в достойных кондициях. Я же наоборот в какой-то момент понял, что необходимо просто отпустить ситуацию: мол, пусть оно само растет и развивается — что будет, то будет.
И мы так существовали пока не развалились, так как не выдержали собственного разнообразия. Большой коллектив — это весело как на сцене, так и в жизни. Но у каждого свой характер, привычки, приоритеты. И здорово, когда от того, что делаешь, люди хотят радости и позитива. Но музыка временами — нудная работа, когда нужно быть пунктуальным, много чем жертвовать. У нас же участники иногда больше напоминали детей: один потерял инструмент, другой сам потерялся…
Помню, как Валерия плакала и переживала от того, что кто-то опаздывает, а другой вообще не приходит. Поэтому в определенный момент пришли к выводу — надо прекращать сотрудничество. Взяли длиннющую паузу, после которой возобновились в трио Harotnica mix: Эрик Орлов, Валерия и я. Это уже другой вайб, другая музыкальная атмосфера — более аскетичная, более экспериментальная.
Но, честно говоря, я не тот человек, который способен стучать кулаком по столу, поднимать голос. Считаю, что это недостаток, так как иногда в коллективе должен быть такой двигатель, который способен музыкантов попугать или поощрить. Даю себе отчет, что функции такого рода не всегда достойно выполнял.
«1906»: Вы часто выступаете на разного рода костельных праздниках. Что для вас религия?
АТ: Начну немного издалека — с первого фестиваля подобного рода, куда нас пригласили. Выступали в деревне Лучай, где настоятелем в костеле был ксендз, который ежемесячно устраивал мероприятия. Туда приезжали Вольский, Войтюшкевич, Шалкевич, Камоцкий, Полина Республика, N.R.M. с Питом Павловым… Когда с группой Recha тоже получили приглашение, удивились: «А что, так вообще можно?» Ведь мы играли музычку развлекательную, совершенно не связанную с религией. Поэтому имелись сомнения, будем ли к месту. Но когда туда приехали, вопросы отпали сами собой.
Представьте: простая деревушка, костел, местная молодежь, бабушки — и перед ними выступает Вольский. А после устраивается настоящее файер-шоу, байкеры, звук соответствующий, цвета… Приблизительно семь лет такая жизнь в Лучае бурлила. И вот это мне дало возможность с другой стороны посмотреть на костел. Ведь обычно разделял: есть дела религиозные, когда идешь на мессу в воскресенье, а есть будничное, когда отправляешься, например, на рок-концерт. Однако оказалось, что вселенные эти могут сосуществовать и делать человека цельным.
«1906»: Вот вы говорите о неделимости жизни. Однако события 2020 года должны же были привести к дихотомии…
АТ: До 2020 года мы выступали на различных фестивалях: религиозных, экологических, пацифистских. Имели эфиры на белорусском радио. Играли легкую музыку: с простыми словами, гармониями, не требующими от слушателей дополнительной подготовки. После гуляли по любимому Минску с мыслями: ну круто же — кафе работают, молодежь красивая, творческие проявления не хуже того Берлина…
Но внутри всегда одновременно присутствовало ощущение несвободы. Будто мы до какого-то определенного момента находимся в парнике. И пока что-то не случится, все эти чудеса вроде «Арт-Сядзібы», фестивалей, творческих встреч будут существовать. Но достаточно толчка, чтобы дворец из хрусталя превратился в руины. И ты прямо ждал этого «момента икс», так как понимал: при дальнейшем развитии параллельных вселенных внутри Беларуси они не сумеют сосуществовать.
Так и произошло в 2020-м, когда явилась правда. С одной стороны, горькая, потому что мы ужаснулись жестокости и насилию. Но с другой стороны, белорусы увидели, сколько всего образовалось, сколько выросло достойных людей, которые способны давать адекватную оценку действительности. И все это благодаря «Мова Нанова», независимой прессе, концертам, фестивалям, белорусским книгам…
Я уже готовился прожить жизнь в воображаемой Беларуси: с Октябрьской улицей, парой баров на Зыбицкой с белорусскоязычными друзьями, парой-тройкой деревенских фестивалей, где все все будут понимать, а нам останется только играть-петь. Но это будет хрустальный дворец посреди тоталитарного государства…
Но нет! На удивление оказалось, что это не моя зона комфорта или внутренняя эмиграция, а наша Беларусь, наши общие мечты о будущем! И то, что считал собственным сокровищем — книги Короткевича, пластинки N.R.M. или «Нового неба» — оказалось общенациональными ценностями. Поэтому говорить, что 2020-й что-то раздробил… Наоборот, он объединил людей и многое им объяснил.
«1906»: В новой Беларуси привлекли бы вас должности министра образования или культуры? И какие бы изменения осуществили в первую очередь?
АТ: Ой, нет, упаси боже (смеется)! Мое дело — картинки рисовать, песенки петь и с помощью этого совершать изменения. В общем считаю, что начинать можно напрямую с себя, для этого не обязательно быть чиновником. Достаточно говорить людям: вы существуете и это существование важно. Когда приезжаешь в деревню или местечко на концерт, обязательно нужно засвидетельствовать и доказать каждому: твоя жизнь имеет значение. Смотри, приехали артисты, а ты купил билет и пришел на мероприятие — ты важен для них, ты существуешь, ты личность, достойная уважения, а не какой-то там винтик.
Убежден, что каждый человек имеет свою особенную прелесть, неповторимость. Каждый человек — настоящее сокровище. Об этом следует говорить со школы, малым детям. Что они не просто пушечное мясо или какие-то функции в государстве, а клад для страны, для людей вокруг.
К сожалению, у нас это часто забирают — и стесняемся быть белорусами, самими собой, счастливыми, расслабленными. Часто считаем, что не достойны лучшей судьбы, и существуем в злости или ненависти. Поэтому нам нужна всеобщая психотерапия. В 2020-м был сделан к ней первый шаг, когда белорусы подумали о собственном достоинстве и праве на радость.
Не знаю, как на посту министра образования доносить до людей, что они имеют право радоваться. Но все начинается с того, что должен относиться к тем, кто слабее — к детям, школьникам, подчиненным — как к равным. Чтобы они спорили с тобой, высказывали альтернативные взгляды и думали свободно, не зашоренно.
«1906»: Чего не хватает Андрусю Такиндангу, чтобы назваться счастливым человеком?
АТ: Сейчас такое безумное время, что просто хочется, чтобы перестали убивать людей, чтобы перестали летать ракеты. Чтобы чувство безопасности вернулось ко всем нам: начиная от родственников, друзей, знакомых и до последнего человека в Беларуси. Чтобы исчезла причина страха. Вот в этом и будет счастье.
Комментарии