Фигуры на барельефах для нового здания исторического музея объявлены властями национальным пантеоном. Но вместо открытого зала славы получился закрытый идеологический список, который поражает своей парадоксальностью и может рассказать о белорусской идеологической пустоте больше, чем о чём-либо другом. Рассказываем, в чём его глубокое противоречие и почему в российском имперском пантеоне нашлось место для великих князей литовских и тех, кто воевал против Москвы, а в белорусском — нет.

Идея национального пантеона в Беларуси возникла с большим опозданием — почти на два столетия. Наиболее известные европейские примеры, такие как парижские Пантеон и Дом инвалидов или немецкая Вальгалла, были созданы еще в конце XVIII — первой половине XIX века. В конце XIX века в Кракове сделали попытку сформировать что-то подобное пантеону, но вместо него появилось лишь несколько разрозненных национальных некрополей.

Главная проблема всех подобных мест одинакова: всегда возникают споры, кого следует включать в этот «зал славы», а со временем общественное мнение меняется. Личности, бывшие для современников символами эпохи, для последующих поколений часто теряют свою значимость и уходят в небытие. Так произошло, например, с большевистским «пантеоном» — некрополем у Кремлевской стены, где всемирно известные советские деятели соседствуют с фигурами почти забытыми, чьи биографии сегодня выглядят ничем не примечательными.
Чем должен быть пантеон
Принципиальная черта любого пантеона — его незавершенность. Он всегда остается открытым для новых имен и для переосмысления прошлого. То, что сегодня возводится в столице Беларуси, имеет совершенно иную природу: это закрытый матрикул лиц, отобранных властью без широкого общественного обсуждения. Это завершенный и окончательный список — канон, не допускающий дальнейшего развития белорусской истории и появления новых достойных людей.
Если этот список не предусматривает дополнения, то что это на самом деле — национальный пантеон или усыпальница нации?
Впечатление, что речь идет о втором, только усиливается, если вспомнить, что шесть монументальных барельефов поручены тому же автору, что создал мемориальные «Врата памяти» в Тростенце, створки которых по размеру и композиционному решению чрезвычайно напоминают эти барельефы.
Кого из действительно выдающихся белорусских деятелей нет в этом «пантеоне», уже убедительно показали историки.
По моему же мнению, любой материальный пантеон — отлитый из бронзы или высеченный из мрамора — не только не нужен, но и вреден, особенно в условиях затянувшегося «раздвоения личности» белорусской нации. Сегодня любой пантеон или матрикул будет предназначен не для сохранения памяти, а для того, чтобы возвеличивать идеологически близких и принижать идеологически чужих.
Отсюда и все странные, а порой и абсурдные решения в перечне лиц, которые будут отражены на барельефах.

Национальный пантеон не исчезает только потому, что он не воплощен физически. Он живет даже не в учебниках, которые всегда можно переписать, а в национальном нарративе.
Национальный пантеон — это не герои, не святые праведники, не преданные патриоты, не меценаты, не идеологически правильные политики — их были сотни, тысячи, миллионы. Национальный пантеон — это те фигуры, без которых невозможно рассказать полную и связную историю нации.
Если посмотреть на барельефы, которые готовятся для Национального исторического музея, с такого ракурса, их «пантеон» буквально рассыпается на глазах.
Парадокс в том, что многие лица, включенные туда белорусскими властями, никогда не были увековечены — ни в советское время, ни этой же властью за последние три десятилетия. И в то же время тем, кого сознательно исключили, в Беларуси посвящены улицы, поставлены памятники, а об их историческом наследии исписана не одна страница в академических изданиях.
Неудачная попытка

Возможно, кто-то уже забыл, но в Минске национальный пантеон пытались создать раньше. Государственные издания так характеризовали храм-памятник в честь Всех Святых и в память о жертвах, послуживших спасению Отечества нашего. Этот гигантский образец московского зодчества, заложенный Лукашенко и митрополитом Филаретом, с 2010 года стал местом перезахоронения неизвестных солдат, погибших в войне 1812 года, Первой мировой и Второй мировой войнах. Останки католиков, лютеран, мусульман и иудеев без разбора складывали в крипте храма Русской православной церкви — и никто не видел в этом этической проблемы.
Но настоящего пантеона не получилось, потому что не было понимания: пантеон — это прежде всего имена, а не кости.
Барельефы для музея или музей для барельефов?

Если вернуться к моменту презентации в прошлом году нового здания Национального исторического музея, который выглядел убогим в архитектурном плане, на рендерах можно заметить одну деталь. На непроработанных стенах были обозначены не просто шесть пятен под будущие барельефы, а уже готовые коллажи, повторявшие композицию эскизов, представленных значительно позже. Это наводит на мысль, что барельефы задумывались еще до самого музея, а потом их поручили хоть куда-нибудь пристроить в новом здании.
В результате получилась ситуация, когда не монументальное искусство служит пространству, а пространство подгоняется под монументальное искусство — еще одна белорусская новация, новое слово в искусстве.

Идеологические чистки
Сам факт разделения доисторического и древнерусского периодов выглядит странно: границы обозначены от V века до первой половины XIII века, хотя письменные упоминания о наших землях появляются только в IX веке. Воплощения трех племен и нескольких русских князей вполне можно было поместить на одном барельефе. А вот барельеф, посвященный 500 годам истории ВКЛ, логично было бы разделить на два — исторических личностей для этого периода более чем достаточно.


К сожалению, первый эскиз барельефа, посвященного ВКЛ, так и не показали полностью, поэтому прочитать имена невозможно. Известно только, что там было изображение великого князя Гедимина, при котором княжество стало мощным восточноевропейским государством и который стал основателем его правящей династии. В окончательном варианте ни Гедимина, ни Витовта, ни Ольгерда нет.

Зато присутствует малоизвестный Войшелк, видимо, только потому, что он стал православным монахом. Весь его вклад в историю Беларуси сводится к основанию Лавришевского монастыря, от которого не осталось даже следов.
Но сама биография Войшелка выглядит как идеологическая диверсия: проруководив всего несколько лет, с 1264 по 1267, он отказался от власти и ушел в монастырь, потому что, по его словам, грехи не позволяли ему оставаться князем. Сегодняшнему белорусскому «князю» никакие грехи не мешают руководить более трех десятилетий.
Деятели времен российского владычества

На первоначальном эскизе четвертого барельефа «Беларусь XVIII — нач. ХХ в.» присутствовали следующие лица (здесь и далее жирным выделены имена, оставленные в окончательном варианте): Иван Григорович, Георгий Конисский, Франтишек Богушевич, Иосиф Семашко, Бронислав Эпимах-Шипило, Евфимий Карский, Алоиза Пашкевич (Тетка), Игнат Буйницкий, Максим Богданович, Михаил Микешин, Иосиф Гурко, Яков Наркевич-Иодко, Иван Носович, Антон и Иван Луцкевичи, Иван Паскевич и Александр Дембовецкий.

С этим эскизом связан и довольно показательный казус, свидетельствующий о том, что списки были спущены сверху, а авторы коллажа не очень понимали, кто именно изображен.
Первым в перечне значился Иван Григорович — православный священник, издавший первый сборник документов по истории Беларуси времен ВКЛ. Однако на коллаже оказался совсем другой человек — российский адмирал Иван Григорович, который к Беларуси никакого отношения не имел, но которого выдает первым в поисковике.

В прошлом году пропагандист и главный редактор журнала «Гісторыя і грамадазнаўства» Алексей Дзермант так оценивал этот выбор:
«Что здесь интересно? Соблюден условный символический баланс между различными элементами нашей культурной традиции: есть военные, верно служившие Российской империи, есть «западнорусы», но не радикальные, есть представители католической шляхты, но принявшие белорусский, а не польский контекст. Очевидно и понятно, почему нет Калиновского, но и Кояловича тоже нет.
В целом можно сказать, что преобладает «общерусский» вектор, но с местными особенностями и без радикализма, отрицающего национально-политическую субъектность белорусского народа».
Новый, сокращенный вариант будто бы сохранил общий «баланс». Но и этот список вызывает вопросы, поскольку за последние десятилетия белорусские власти не сделали ничего для увековечивания многих из этих фигур.

Единственный памятник Буйницкому стоит только на его могиле, а музей, который начали строить еще в 1994 году, так и остался незавершенным. Ивана Носовича впервые почтили только в 2024 году, назвав его именем улицу в Могилеве. О Брониславе Эпимахе-Шипило напоминает только скромный валун на родине. И даже Иосиф Семашко, ликвидатор унии и фигура очень важная для пророссийских кругов, в Беларуси вообще никак не отмечен. Их увековечиванием особо не занимались, но, как видим, в официозный «национальный пантеон» они попали.
Здесь хочется обратиться к идеологам, составлявшим эти списки: вы уверены, что именно эти лица должны составлять национальный пантеон?
Может, стоит быть более последовательными и включить на барельефы Владимира Ленина, в честь которого названы улицы даже в самых маленьких поселках и чьи бюсты до сих пор украшают сотни государственных учреждений? Или Александра Пушкина, имя которого носят десятки улиц и которому только за последние десятилетия поставили не менее семи памятников — больше, чем любому белорусскому деятелю.
На этом фоне не только Буйницкий и Носович, но и Богушевич с Богдановичем выглядят второстепенными. Никто десятилетиями не задумывался в Беларуси о чествовании белорусских деятелей, а тут одним днем они стали героями национального пантеона!

Или кто такой Иосиф Гурко? Российский генерал-фельдмаршал, который освободил Болгарию после пяти столетий владычества османов, а потом был варшавским генерал-губернатором, инициировав строительство гигантского православного собора в сердце католической Польши. Собор после обретения Польшей независимости был в скором времени снесен, а
имя генерал-фельдмаршала Иосифа Гурко никто не упоминал ни в каком контексте, и даже в «Белорусской Энциклопедии» его имя не вынесено в отдельную статью, довольствуясь строкой в статье о роде Ромейко-Гурко, потому что его роль в истории Беларуси никакая. Эта земля его породила, но ей он не дал ничего.
И даже в телеграм-каналах пророссийских деятелей, которые постоянно достают из забытья альтернативных «героев» белорусов, Иосиф Гурко не упоминается ни разу, в отличие от имени его отца Владимира Гурко, душившего восстание 1830‑1831 гг.
Российское военно-историческое общество планирует поставить в Гомеле памятник Паскевичу, душителю восстания 1830—1831 годов, но его исключают из пантеона. Как и Георгия Конисского, которого в последние годы вынесли на волне славы борца с польско-католической напастью и в честь которого с помпой открыт полнофигурный памятник в центре Могилева.

В том же Могилеве под музей царя Николая II собираются снести исторический сад Дембовецкого и культурный слой Могилевского замка, но самого Александра Дембовецкого идеологи включают в первоначальный список. Почему же не Николая II?
Создается впечатление, что одна рука государственной идеологии абсолютно не знает, что делает другая.
Историк Александр Пашкевич верно описал то, что бросается в глаза: официозный пантеон составляли так, чтобы не включить лиц, которые были связаны с Польшей и вообще с Западом, не воевали и вообще не слишком выступали против России, не боролись за независимую Беларусь на неболышевистской основе, не были физически уничтожены во время сталинских репрессий и не были явными антисоветчиками.
Этот набор «героев» фактически лишает белорусов субъектности как исторических актеров: наши предки якобы не побеждали крестоносцев под Грюнвальдом, ордынцев на Синих Водах, не доходили до Москвы, не выбивали шведов и никогда не брались за меч. «Мы, белорусы — мирные люди». Только не мирные, а пацифицированные, потому что Москва не заинтересована в том, чтобы ее сателлит имел собственные примеры самостоятельности, воинской славы и вооруженного сопротивления для подражания.
Советская номенклатура

Предпоследний барельеф «Беларусь 1917‑1991 гг.» первоначально включал следующих лиц: Янка Купала, Якуб Колас, Александр Червяков, Кирилл Орловский, Павел Сухой, Максим Танк, Петр Машеров, Николай Борисевич, Сергей Притыцкий, Вера Хоружая, Кирилл Мазуров, Иосиф Лангбард, Виктор Туров, Василий Быков, Владимир Короткевич.

Национально ориентированная часть акцентирует внимание только на исключении Быкова и Короткевича, но за исключением фигур Янки Купалы и Якуба Коласа, которых не сдвинешь никуда,
из окончательного варианта была выкинута почти вся творческая и научная интеллигенция, но не уступили ни одного партийного деятеля — линии, из которой, видимо, выводит свою власть сам Лукашенко.
Даже под Максимом Танком, скорее всего, скрывается не поэт, а член ЦК КПБ Евгений Скурко.
Действительно, какая для его власти польза от Шагала, Лангбарда или Игнатовского? На фоне недолговечных и несамостоятельных советских руководителей и незначительных партийцев он легко может почувствовать себя самым масштабным государственным деятелем в истории Беларуси. Тем более что великих князей и канцлеров превентивно из «пантеона» убрали.
Современный период

В шестом барельефе «Беларусь. Современный период» в первоначальном варианте были включены: Михаил Савицкий, Михаил Высоцкий, митрополит Филарет, Стефания Станюта, Владимир Мулявин, Михаил Пташук, Владимир Карват, Иван Шамякин, Жорес Алферов, Игорь Лученок, Александр Дубко, Петр Лысенко. В окончательном варианте добавлен Александр Медведь.
Изменений здесь значительно меньше. Во-первых, трудно найти много выдающихся современников, которые бы демонстрировали полную лояльность к режиму Лукашенко.
Во-вторых, уже существовал готовый список — люди, которым он присвоил звание «Героев Беларуси». И сам этот список выглядит странно: кроме пилотов, действительно погибших, героически пожертвовав собой, остальные — это те, к кому Лукашенко относился дружелюбно или кто открыто выражал ему свое смирение.

Характерный пример — Александр Дубко, директор колхоза-миллионера, был на первых президентских выборах соперником Лукашенко, директора нищего совхоза. Проиграв и признав новые правила, он покаялся за свое участие в выборах и после смерти был удостоен Лукашенко высшего звания.
Человек может быть хорошим во всех смыслах — и хозяйственным, и порядочным, и значимой фигурой регионального масштаба, достойной памятной доски или бюста в Гродно. Но при чем здесь национальный пантеон? Национальный герой только за то, что признал победу Лукашенко над собой?
Или фигура Александра Медведя. Слава спортсменов яркая, но недолговечная: она горит в момент победы и быстро угасает, не оставляя после себя следа, в отличие от наследия ученых и творцов. Спорт, по сути, не участвует в формировании национального нарратива. Однако имя Медведя попало в официозный «пантеон» — еще один симптом того, что сущности пантеона белорусские идеологи просто не понимают.
Подглядывали в России, но сделали еще более кондово

На одном из барельефов можно увидеть художника Михаила Микешина, совершенно неизвестного в Беларуси. И хотя он родился на белорусской части Смоленщины, в первоначальные эскизы он попал как отсылка к тому, чем вдохновлялись авторы белорусского «пантеона». Микешин является автором памятника «Тысячелетие России», установленного в Великом Новгороде в 1862 году. Этот памятник включает множество фигур, входивших в тогдашний российский исторический пантеон.

Если сравнивать его с белорусским «пантеоном», поражает не только разница в художественных качествах, но и странные различия, которые трудно истолковать логикой. В российский имперский пантеон были включены не только литовец Довмонт, руководивший Псковской землей и канонизированный как православный святой, но и великие князья литовские.

Так, в разделе «Военные люди и герои» на памятнике Тысячелетию России рядом с Довмонтом находится Кейстут, а в разделе «Государственные люди» представлена целая группа наших великих князей: Гедимин, Ольгерд и Витовт.
Среди «Просветителей» на памятнике можно увидеть белорусского просветителя Георгия Конисского — пророссийского могилевского архиепископа, который вернулся в Могилев только после первого раздела Речи Посполитой фактически на российских штыках.

Но там же — Константин Острожский, защитник православия в ВКЛ, который немало воевал против Российского государства и разбил московское войско в битве под Оршей. И несмотря на этот прямой конфликт, российский имперский пантеон включает в себя его как выдающегося деятеля своей истории.
Белорусский официозный «пантеон» оказался гораздо более жестким в своем отборе: он не прощает ни «неправильной» веры, ни западной ориентации, ни попыток поднять оружие против «старшего брата». В результате имеем парадокс: великие князья литовские для российского имперского нарратива — свои, а для белорусского государственного — чужие, даже враждебные.
Не столь важно включение малозначительных фигур, как невключение самых значимых — тех нитей, которые соединяют в единое целое пеструю историю Беларуси, — и в этом заключается главная беда официального «пантеона». Когда эти нити вырывают, все полотно начинает распускаться.
«Наша Нiва» — бастион беларущины
ПОДДЕРЖАТЬБезыдейная и безвкусная халтура. Концепцию нового исторического музея для Лукашенко готовили в спешке
Гигин: Миф о Калиновском вреден — его идеи противоречат духу белорусской нации
В официальный Пантеон героев записали террориста, но там не будет фронтовика Василия Быкова. Зато будет православный, который Христу ноги резал
В официальном Пантеоне героев есть князь, о существовании которого многие услышат впервые
Где Сапега? А Луцкевичи? Историки — об утвержденных властями национальных героях
Комментарии
Лукашенко отрицает наличие беларусов, беларуского в Беларуси, он, засучив рукава и раздевшись, затято, борется с беларуским и беларусами в Беларуси, 31 год подряд. Он допускает наличие в Беларуси тех же русских, россиян (лукашистов и ябатек) с его знаком "качества", пакистанцев (наши люди), красауцау, а наличие беларусов и беларуского он ОТРИЦАЕТ! Под это сверстал и "пантеон", не удивлюсь, если его верстали на Лубянке в Москве.
Плюс, включили в него тех, кто символизирует скрепы и ценности, которые подходят, в текущем моменте, нуждам власти Лукашенко и всё, что обосновывает незаконный захват, незаконное удержание власти Лукашенком, почитание этой власти, преклонение перед этой властью, подчинение этой власти.
Больше ничего, в этом "пантеоне", нет и не будет.
Ну я бачыў. Ці змяняе гэта нешта?
Так, паспрабавалі ўшанаваць памяць пра салдат і ахвяр, але толькі праз рэлігію, нібыта павага і памяць, увогуле духоўнасць мае толькі рэлігійнае вымярэнне.
І тым самым падкрэслілі сучасную ролю праваслаўя ў РБ: усе рэлігіі роўныя, але БПЦ самая роўная. Адзіная галоўная, цэнтральная ўніверсальная, якая нібыта аб'ядноўвае ўсе астатнія і атэістаў, да кучы.