«Знаете, как комментирует ваше задержание оппозиция? «Арестован пособник режима». Тюремная исповедь лидера профсоюзов Ярошука
Через месяц после своего освобождения и депортации в Литву профсоюзный деятель Александр Ярошук поделился в фейсбуке историей своего «хождения по мукам» — по лагерям и тюрьмам Беларуси.

Выгорание накануне катастрофы
«Многолетнее состояние напряжения, балансирование на острие ножа привело к тому, что к 2019 году произошло мое полное эмоциональное выгорание. (…) Тревога, страх, панические атаки, подавленность, депрессия, бессонница сигнализировали о явном неблагополучии моего организма», — начинает свой рассказ Ярошук и вспоминает, что пройденный курс лечения у психотерапевта помог преодолеть кризис.
Но впереди был «эпический 2020 год», участие в событиях которого вновь вернуло его в состояние психофизического истощения. Новый курс лечения мужчина начать не успел.
«19 апреля [2022 года] в офис стремительно ворвалась группа «Альфы» и КГБ человек из восьми, надела наручники, припечатала мою физиономию к столу».

Допросы и «шутки» в КГБ
Как вспоминает Ярошук, после многочасового обыска его доставили в КГБ:
«Столь многотрудный день продлился двумя ночными допросами, сотрудники белорусского КГБ любят работать по ночам как их предшественники из сталинского НКВД. И завершился он в 4 часа утра уже в камере СИЗО КГБ.
На следующий день в 11 часов утра состоялся очередной допрос в КГБ. Новый следователь с ходу спросил: «Александр Ильич, знаете, как комментирует ваше задержание белорусская оппозиция?» «Предполагаю», — ответил я. «Арестован пособник режима». И добавил: «Должно быть, она благодарна вам за это».
«Хотя я и позволял себе шутить, но мне было не до шуток», — вспоминает мужчина и замечает, что нахождение в СИЗО КГБ, а потом на Володарке стало настоящим испытанием на прочность:
«Я просто выживал, не надеясь, что долго протяну. Тревога, страх, панические атаки накатывались волна за волной, я не выходил из депрессии, бессонница приобрела хронический характер».
Следствие, чтобы довести дело до суда, пошло на беспрецедентный шаг, разрешив визит психотерапевта, который назначил антидепрессанты. Приглашенный из Новинок психиатр подтвердил диагноз, о котором сам Ярошук узнал только на суде в конце декабря 2022 года: «у меня установлено психическое расстройство личности». Это, однако, не помешало суду вынести приговор — четыре года лишения свободы.

Шкловская «фабрика пыток»
Как вспоминает Ярошук, после вынесения приговора его перевели в СИЗО-4 Могилева, а после отказа на поданную апелляцию этапировали в исправительную колонию №17 в Шклове, которую он называет «фабрикой пыток».
«На этой фабрике пыток принялись с первого дня делать из меня злостного нарушителя правил внутреннего распорядка.
Положение было настолько критичным, что психолог, прочитав мою анкету, бросилась смотреть мои запястья. «У вас анкета суицидника! — воскликнула она. — Вы думаете о суициде?» «Хотя мысли о смерти меня не покидают, но вы можете быть спокойны, я ничего с собой не сделаю. Я обещал семье вернуться, и слово свое сдержу», — был мой ответ», —
вспоминает бывший политзаключенный и добавляет, что за пять месяцев в Шклове он четыре раза побывал в ШИЗО и на два месяца был отправлен в ПКТ.

Неожиданная встреча с начальником колонии привела к его переводу в тюрьму Могилева:
«Во время одной из проверок (…) в камере появился сам хозяин зоны, полковник Корниенко. И вероятно, очень пожалел об этом, когда я предложил ему поделиться опытом лечения моего психического расстройства пытками в ШИЗО и ПКТ.
Корниенко пулей вылетел из камеры. И вскоре моя судьба была решена. Решением районного суда города Шклова я был отправлен отбывать наказание до конца срока на строгий режим, в крытую тюрьму города Могилева (СТ-4)».
Выживание в тюрьме
Тюремный режим, по словам Ярошука, значительно более жесткий, депрессивный и угнетающий. «В крытой тюрьме может произойти все что угодно. В СТ-4, например, в одной камере свели двух неадекватов, в результате один другому отрезал голову. После чего у осужденных изъяли станки для бритья и выдавали утром на ограниченное время».
«Выжить можно было только за счёт предельной концентрации волевых усилий, полной мобилизации организма. Каждое написание писем родным я превращал в антидепрессивный сеанс. Ни в моей речи, ни в письмах, ни в общении с сокамерниками никогда не звучала тема тюрьмы. Словно её для меня не существовало, будто в ней я не находился», — продолжает бывший политзаключенный.

По его словам, с сокамерниками он стремился находить общий язык, руководствуясь простой истиной: «в каждом из осужденных, даже по тяжким статьям, сохранилось хоть что-то человеческое». Ярошук никогда не называл никого по кличке, а только по имени, и быстро почувствовал уважение тюремного сообщества:
«Многие из них часто становились моими друзьями, и о них я сегодня с теплотой вспоминаю. Один, уходя в другую камеру, оставил мне свою вату (матрас), другой — подушку. Потому что то, на чем я спал как политический 10 профучета, трудно было назвать постельной принадлежностью».
«Свои отношения с администрацией я строил по принципу узников ГУЛАГа — «не верь, не бойся, не проси», —
продолжает Ярошук и отмечает, что за два года ему было объявлено 5 или 6 выговоров, он был лишен свиданий, но в ШИЗО не отправляли ни разу.
«Может, потому что администрацию устраивало то, что в камерах, где я находился, никогда не возникало конфликтных ситуаций. Возможно, сказывалось то, что я был старейшим в тюрьме осуждённым. К тому же я никогда ни на что не жаловался, ничего не просил и не требовал», — высказывает свои догадки бывший политзаключенный.
В то же время, «бывало так, что после очередной придури кого-нибудь меня на четыре месяца лишали приёма антидепрессантов. Столько же времени не приносили присланные женой таблетки от давления, которые я должен был принимать ежедневно — в тюрьме из гипотоника я превратился в гипертоника.
Ко всем таким передрягам я приучил себя относиться выдержанно, ибо считал себя не осужденным, а скорее военнопленным».
Отказ от «покаяния» и неожиданная свобода
Как пишет Ярошук, 23 июля 2024 года у него состоялась встреча с прокурором, приехавшим из Минска. Тот предложил написать прошение о помиловании. Разговор длился четыре часа.
«Хорошо», — согласился я наконец, — «напишу, но не по предложенной форме. Писать о том, что признаю Лукашенко, Конституцию и ВНС я не буду». «Тогда у нас ничего не получится» — сказал прокурор. «А я вас ни о чем не прошу. Вы приехали ко мне, а не я к вам». На этом всё и закончилось».
«Мой срок должен был закончиться 1 ноября [2025 года]. Но, наблюдая за происходящим, я без особой радости приходил к выводу, что за каких-нибудь месяц-полтора до освобождения меня могут помиловать. Режим любит на такой псевдогуманности зарабатывать себе очки», — доказывает Ярошук.
В результате так и получилось. За полтора месяца до освобождения его «помиловали». Но вместо того, чтобы отправить домой, вывезли в Литву, лишив при этом документов и, по сути, белорусского гражданства.
Жизнь после тюрьмы
Осваиваясь на свободе, 73‑летний Александр Ярошук переосмысливает пережитое. Он утверждает: «Тюрьма меня многому научила, я во многом стал другим. Ещё больше укрепился во мнении, что человека можно уничтожить, но победить невозможно. Подобно чудом выжившему в авиакатастрофе, я стал по-настоящему ценить жизнь».
Бывший политзаключенный выражает благодарность огромному количеству людей во всем мире, которые оказывали ему поддержку. Как отмечает Ярошук, несмотря на заключение и ликвидацию независимых профсоюзов, международное сообщество продолжало его поддерживать, переизбрав вице-президентом Международной конфедерации профсоюзов и подтвердив мандат в Международной организации труда. Этот статус он намерен использовать в полной мере.
«Я намерен и дальше делать всё, чтобы моя страна, Беларусь, обрела выстраданную свободу, чтобы души белорусов покинули рабство, страх и покорность. А идеологией страны стало не насаждение конфронтации и ненависти между гражданами страны, а взаимопонимание и солидарная поддержка друг друга. Что так соответствует ментальности толерантных и миролюбивых белорусов», — завершает свой пост Александр Ярошук.
Комментарии
[Зрэдагавана]